Марине 34 года. В детстве она пережила тяжелейшую травму: отец приставал к ней. Рассказать об инцесте она долгое время не решалась. Но все же выбраться из кошмара, в котором она оказалась, смогла.
Отец стал приставать, когда мне было двенадцать. Это длилось полгода или год, я не помню точно. Зато я слишком хорошо помню, что именно делал со мной отец. Хотя это я предпочла бы совсем забыть, вычеркнуть из памяти. Чтобы не вздрагивать от ужаса каждый раз, когда оказываюсь в постели с мужчиной.
Но все пережитое до сих пор со мной. И его скользкие прикосновения, и то, как он хватал меня за грудь, засовывал руку в трусы, доводя до оргазма. И уходил. А потом я слышала из-за стены звуки их секса с матерью и пыталась от них отгородиться, включая плеер на полную громкость. И главное тоже помню: мне хотелось этой близости, я искала внимания отца, я старалась изо всех сил его заслужить.
До сих пор не понимаю, почему никто не догадался, что со мной происходит. Мать больше занималась младшим братом, и к тому же она была на отце просто помешана. Я так и не сказала ей. Я была обычным подростком. Чуть более замкнутой, чуть более прыщавой, но в целом — такой же несчастной, агрессивной и ранимой девочкой, как и все остальные.
Чтобы что-то изменить, нужно порвать пелену тишины, молчания. Но тогда я чувствовала только стыд и страх
В первый раз о том, что со мной происходит, я рассказала школьной подруге. Она была лесбиянкой, то есть тоже не вполне нормальной, а значит, должна была меня понять — такая, наверное, у меня тогда была логика. Подруга успокоила как могла: «Ну не со зла же он, наверное. В меня вот мать табуреткой кидается, но я-то знаю, что любя».
После этого я несколько лет никому ничего не рассказывала. Просто не знала, как об этом сказать. Сейчас понимаю, что это было ошибкой. Чтобы что-то изменить, нужно порвать пелену тишины, молчания. Но тогда я чувствовала только стыд и страх. Мне очень хотелось, чтобы ничего этого не было, хотелось почувствовать себя нормальным человеком: таким же, как все. И я делала вид, что все в порядке.
Думаю, что вела я себя неадекватно, и любой чуткий человек сразу бы понял, что со мной что-то не так. Моей настольной книгой была «Самоубийство у подростков». Подруги как на подбор депрессивные маргиналки, а фильмы я смотрела мрачные и трагические. На семейных фотографиях того времени у меня жуткий взгляд исподлобья, кажется, вот-вот эта девочка начнет убивать людей.
Когда лет в 16–17 у меня стали появляться мальчики, отец очень ими интересовался. Знакомился, а потом критиковал, и, конечно, отношения заканчивались. Мне было очень сложно (и сложно до сих пор) испытывать какие-то чувства к мужчинам. Но все же в институте я начала встречаться с однокурсником.
Естественно, отец обо всем узнал, и мой друг получил клеймо «горбатого очкарика из Подмосковья». Тем не менее из-за него я не поехала копать грядки на майские праздники. А родители и брат поехали. И попали в аварию. Брат и отец отделались легким испугом, а матери не повезло. Она так и не оправилась после операции, и теперь с ней совершенно невозможно установить контакт.
Он вмешивался в мою личную жизнь, я же подробно рассказывала ему обо всем, ведь мне казалось, что он переживает, заботится обо мне, потому что очень меня любит. Как и я его.
«Удочерите меня и используйте как вам удобно», — тогда я думала, что все разумные женщины выстраивают свою личную жизнь именно так
Через несколько лет у меня появился новый любовник. Он был на 20 лет старше. Отец пришел в ярость, перестал со мной разговаривать. Это вообще был его любимый педагогический прием: перестать разговаривать в наказание и ждать, пока я приползу просить прощения. И я столько раз это делала. Но не теперь. Невероятно, но с таким взрослым мужчиной я уже как бы и не нуждалась больше в отце.
Мой любовник об этом, конечно, не подозревал, но, по сути, он удочерил меня. Схема «взрослый мужчина, которому нравятся девочки, и я — закомплексованная девушка, которая ищет отца» утвердилась в моей жизни и уверенно отработала несколько лет.
«Удочерите меня и используйте как вам удобно», — тогда я думала, что все разумные женщины выстраивают свою личную жизнь именно так. Кому вообще нужны эти зеленые ровесники? Я и замуж вышла за мужчину на 16 лет старше меня. Старалась заслужить его внимание, быть хорошей для него. Сносила его пренебрежение и манипуляции — я просто не знала, что отношения между женщиной и мужчиной могут быть другими.
А потом жизнь сложилась так, что я попала в среду феминисток. И из их разговоров поняла, что мой опыт отношений с отцом не уникален. Тот же кошмар случился, к сожалению, и с некоторыми из моих новых знакомых. Я и сама стала чаще говорить о своем прошлом и о том, как плохо и неуверенно чувствую себя сейчас. И в конце концов меня убедили обратиться к психотерапевту. Благодаря работе с ним я заметила, что у меня бывают немотивированные вспышки гнева.
Иногда я просто не знаю, куда деваться от переполняющей меня ярости. Кричу и ненавижу абсолютно случайных людей. Мы стали выяснять, как возникает этот гнев. Я нечеловечески зла на отца за то, что он со мной сделал? Да, это так. Но это не все. Я никогда и ничего не говорила ему прямо. Мы ссорились, подолгу не общались, но я ни разу не сказала ему, что ненавижу его за то, что он со мной сделал. Мне понадобилось прочти 20 лет, чтобы наконец ответить человеку, который меня изнасиловал.
Я поняла, что не обязана поддерживать отношения с этим человеком. Что я вправе и должна защищаться от него
Было очень страшно, но я позвонила. Сказала, что больше не буду называть его папой, что пережитое было самым невыносимым, что случалось в моей жизни, и что он педофил, которому нужно пройти лечение. Он ответил: если это было самым невыносимым, то тебе крупно повезло.
И я снова вдруг почувствовала себя маленькой, беззащитной девочкой. Я не могла говорить, бросила трубку. И плакала очень долго, наверное, больше часа. Но что-то вышло из меня вместе с этими слезами. Надеюсь, что навсегда. Я поняла, что не обязана поддерживать отношения с этим человеком. Что я вправе и должна защищаться от него, что он психически болен и нечего делать вид, что это не так.
Сегодня я как будто заново учусь ходить. Схемы, по которым я привыкла строить отношения с мужчинами, оказались полной чушью. Но как строить их по-другому, я пока не понимаю. Конечно, когда мужчина мечтает уложить меня в постель, он меньше всего настроен на разговор о детской травме и не готов к просьбе выстраивать взаимодействие с моим телом медленно и осторожно.
Но, честно говоря, мне плевать. Мне слишком надоело врать и делать вид. Да, я все еще отстраняюсь и паникую. Или среди ночи отправляюсь переводить статьи, вместо того чтобы использовать свое тело, давая и получая удовольствие. И может быть, так не должно быть. Но это очень честно, так честно, как в моей жизни, кажется, никогда еще не было. А для меня уже и это — удовольствие совсем не маленькое.
Выйти из роли жертвы
«Подростки, которые переживают сексуальное насилие в семье, испытывают противоречивые чувства, — говорит сексолог, психотерапевт Ирина Панюкова. — С одной стороны, речь о близком и любимом человеке, он не может сделать ничего плохого. С другой — инстинктивное ощущение, что происходящее противоестественно. Душа противится, а тело реагирует на стимуляцию приятными ощущениями. Ведь механизмы волевого контроля еще не сформированы. Возникает глубокий внутренний конфликт. Позже, уже в своей взрослой жизни, человек бессознательно воспроизводит похожую ситуацию, чтобы найти выход, завершить этот конфликт. Но то, что заложено отношениями с одним человеком, в отношениях с другим нельзя исправить. Тем, кто пережил насилие, необходима помощь психолога. Работа с ним поможет перестать быть жертвой собственной биографии».
Всероссийский бесплатный телефон доверия для женщин, пострадавших от насилия в семье, — (800) 700 0600